На главной странице официального сайта Дэвида Марусека размещена фотография аляскинского дома (точнее — небольшой сторожки) писателя. Увы, качество фотографии не позволяет разглядеть на ней какие-либо детали, указывающие на машину времени. Хотя роман «Счет по головам» просто заставляет читателей заподозрить, что у автора такая машина есть. Как нарисовать такие картины будущего, не будучи их очевидцем?

Рассказываемые в них истории лишь волей авторов отнесены в будущее, альтернативное прошлое или к звездам. При том, что сам сюжет, пусть даже и незаурядный, мог бы развиваться в иных, а то и в любых, декорациях, и выбор фантастических – результат стремления к внешней эффектности и расширению читательской аудитории. Авторы таких произведений используют не столько инструментарий, сколько глоссарий, наработанный жанром.

Эта мимикрия имеет давние корни. Еще в пятидесятых годах прошлого века журнал Galaxy, редактируемый Горацио Голдом, писал о «настоящей» и ненастоящей» фантастике, демонстрируя как последняя создается из вестернов путем замены ковбоев на инопланетян, револьверов на бластеры и стука копыт на шум дюз (хотя давно известно, что дареной ракете в дюзы не смотрят).

Как бы ни утверждали обратное, для фантастики фон («меблировка» по пренебрежительному выражению Джорджа Мартина), на котором развивается история, весьма важен — тем более, когда речь идет о будущем. И следовать за устоявшимися представлениями недостаточно. Создание оригинальных образов будущего является вызовом для каждого автора настоящей фантастики.

Полотно, представленное Дэвидом Марусеком в «Счете по головам», впечатляет и яркостью красок, и самобытностью узоров, и детальностью проработки, делая будущее полноправным участником повествования.

В основе мира, описанного Марусеком, лежит рассказ «Мы обезумели от счастья», написанный им еще 1995-м году и ставший первой частью романа, который появился на свет лишь спустя десять лет. Автор вообще не плодовит по сегодняшним меркам: в его библиографии два романа и с десяток рассказов, объединенных в коллекционный сборник «Getting to know you» («Близкое знакомство»). Среди этих рассказов и «Свадебный альбом», знакомый стародавним читателям «Если» и отмеченный премией Теодора Старджона.

Уже в «Свадебном альбоме» проявились характерные авторские черты: изобретательность и детальность отображаемого будущего и склонность к демонстрации этого самого будущего через призму семьи и родственных связей.

Каким же оказывается мир «Счета по головам»?

В первую очередь, почти не узнаваемым. Действие большей части книги происходит в 2134 году, когда трансформировались почти все знакомые читателю институты: семья, общество, корпорации, планета и сам человек. Пост-человеческое будущее, описываемое Марусеком, избежало технологической сингулярности по Винджу, и рядится в одежды, имеющие биотехнологическую подкладку.

Клонированные работники, искусственные интеллекты-ментары, работающие на нейрохимической пасте и нанопроцессоры в человеческих клетках, технологии искусственного генноинженерного деторождения и практического бессмертия, сделавшие смерть по выражению одного из героев книги лишь «отсутствием времени и диапазона». Все это представляет мир грядущего весьма интересным и очень привлекательным местом.

Если не знать и о другой стороне этого мира, в котором существуют микроскопические бомбы и вирусные атаки, контроль генетической целостности и процедуры «прижигания» и защитные купола над мегаполисами, воздвигнутые после Агрессии.

Красочный и щедрый на подробности мир делает читателей не гостями описываемого мира, а очевидцами происходящих событий и едва не отвлекает их внимание от рассказываемой в книги истории.

Отправной точкой для развития сюжетной интриги служит судьба бизнес-империи могущественных Старков, а значит и О-кораблей проекта «Земля-сад», готовых перевести поселенцев с Земли в другие миры. После гибели в катастрофе основательницы корпорации Элинор Старк и последующей «корректировки рынка» решающее право голоса остается за ее дочерью Эллен, выжившей — в виде головы, отделенной от тела шлемом-криостатом. Такова система аварийного спасения, и следует признать за Марусеком наличие черного юмора особого свойства.

Происходящее вовлекает в свою орбиту разные группы лиц, что позволяет автору отобразить социальную структуру общества будущего, экстраполируя современные тенденции.

Сподвижники и таинственные враги Старков относятся к классу могущественных аффов, обладающих богатством, властью и сопутствующими привилегиями. Роль обслуживающего персонала и неквалифицированных работников отошла к клонам, к которым относится расс Фред Лонденстейн и его жена — евангелина. Клоны исполняют обязанности согласно своим генетическим особенностям. Так рассы выполняют обязанности охранников и телохранителей, что неудивительно ведь они клонированы из клеток Томаса Э. Расса, погибшего при исполнении служебных обязанностей телохранителя президента Объединенных Демократий.

Представители среднего класса, переживающего непростые времена, объединены в семейные фракции — чартеры. Автор описывает борьбу за выживание одного из таких семейств — чартера Кодьяков: Богдана, искусственно остановившего свое физиологического развитие в тринадцатилетнем возрасте, омолодившей себя до маленькой девочки Китти и старого Самсона — бывшего мужа Элинор Старк.

Роман открывает Марусека как щедрого на выдумки фантазера, способного (что отличает произведение, например, от рибофанковских фантазий Пола ди Филиппо) создать из своих идей детально проработанный, внутренне непротиворечивый мир и представить его читателю через увлекательную историю. Критик будет удивлен, если писатель еще не попал в поле зрения одной из тех организаций, что занимаются прикладной футурологией. В числе возможных недостатков книги можно назвать уже упомянутое отступление сюжета на второй план повествования и стремительный финал, искусственным водоворотом затягивающий едва ли не всех персонажей романа. Однако достоинств произведения это не умаляет.

Роман, названный американскими критиками революционным, не делает для читателя снисхождений в виде сопутствующих разъяснений или отстраненного взгляда. Вспомним, к примеру, футурологический роман Винджа «Конец радуг», в котором мы видим будущее глазами чужого в нем поэта Роберта Гу.

«Счет по головам», напротив, полностью погружает читателя в будущее. Тропинки, связывающие его с современным нам миром, оставлены, но не подсвечены автором. Это делает чтение и восприятие текста непростой работой, требующей усилий.

А вот действие второго романа Марусека разворачивается в уже знакомом читателю мире и связано с развитием сюжетных линий «Счета по головам», в частности О-кораблей и их обитателей. В интервью Марусек говорил, что у него есть идеи и для третьей книги, но прежде он хочет написать книгу о совсем ином мире с другими персонажами и темами.

Что ж, читателю остается только гадать, каким будет этот дивный мир, и ждать его книжного воплощения.

Шага не ступить по тематическим форумам и прочим интернет-окрестностям так, чтобы не наткнуться на сетования о закате отечественной научной фантастики. Подлинная научная фантастика (здесь и далее в узком ее понимании — как фантастика, основанная на научных идеях и достижениях) то ли исчезла, то ли умерла и, в любом случае, требует немедленного (отмщения — зачеркнуто) возрождения.

Стрелы гнева летят, что примечательно, в разные стороны. Писатели обвиняют издателей, отвергающих их произведения как «заумные опусы», и разом поглупевших читателей. Читатели упрекают нерадивых писателей и недальновидных издателей. С последними сложнее. То есть сомневаться в том, что и издатели знают «кто виноват», не приходится, но их мнение пока остается невысказанным.

Ситуация с научной фантастикой действительно оставляет желать лучшего. Да и могло ли быть по-другому? Факторов, препятствующих расцвету российской научной фантастики много. Назовем несколько весомых помех разной степени очевидности.

Начиная с середины прошлого века — сначала в Советском Союзе, а позднее в Российской Федерации — научная фантастика фактически была вытеснена на обочину фантастического процесса. Пресловутый лозунг, гласящий, что «фантастика должна звать молодежь в технические ВТУЗЫ», и лунные тракторы фантастики ближнего прицела вызвали шквал критических замечаний и разгромных статей, жертвой которых стала и научная фантастика.

Главенствующее положение заняла фантастика, озабоченная не научной, а социальной и гуманитарной проблематикой и художественными средствами ее выражения. И она не сдавала своих позиций вплоть до середины девяностых годов прошлого века, когда постепенно стала сходить на нет «четвертая волна» — многообещающая, но так и не ставшая «девятым валом».

Традиция была прервана множественными переводами зарубежной фантастики, на которых выросли авторы, заявившие о себе уже в новом веке. Казалось бы, среди них должны были появиться и приверженцы научной фантастики. Однако за исключением Александра Громова, дебютировавшего именно в 90-х, заметного пополнения и в без того редких рядах авторов НФ не случилось. Отчего же этого не произошло?

Отчасти виноват в этом кризис в отечественной системе образования и науки, который, по образному выражению одного из авторов, привел к появлению «невнятных гуманитариев». Отметим, что низложение гуманитарных, да и социальных наук от фантастики бессмысленно и бесполезно. Где была бы «новая волна» англо-американской фантастики без знаний о новейших открытиях и достижениях антропологии, психологии, социологии и других наук, в центре которых находятся человек и общество? А вот замечание о «невнятности» отражает ситуацию довольно-таки точно.

Проблемами отечественного производства сложности не ограничиваются. Падение популярности научной фантастики характерно и для самого крупного, англоязычного фантастического пространства. Несмотря на разговоры о ренессансе (возрождения, как известно, без упадка не бывает) твердой научной фантастики, фэнтези уверенно выигрывает в популярности у science fiction.

Дело в том, что современная научная картина мира так сложна, что для ее понимания и тем более для ее дальнейшей трансляции необходима серьезная научная подготовка. Показательно, что ведущие научные фантасты Америки (Вернор Виндж, Грегори Бенфорд, Дэвид Брин) помимо фантастических премий имеют и ученые степени. Среди современных отечественных авторов выделяется Кирилл Еськов, автор замечательной «История Земли и жизни на ней». Научное мировоззрение заметно и в тех его произведениях, которые к научной фантастике не отнесешь: «Последний кольценосец» и «Евангелие от Афрания», что проявляется не только в соблюдении законов мироздания, но и в логике повествования, и в согласованной и внутренне непротиворечивой картине мира, основанной на научной парадигме.

Впрочем, Еськов отошел от литературной деятельности. Сейчас среди заметных игроков, выступающих за команду научной фантастики, Павел Амнуэль, которого следует отнести к тяжеловесам — авторам твердой научной фантастики, и Антон Первушин, являющийся также активным популяризатором науки и техники вообще, и космонавтики в частности. Заметны также полемические заявления и публицистические статьи соавторов Игоря Минакова и Ярослава Верова.

Сложность научной картины мира усугубляется и недостаточно эффективными коммуникационными механизмами науки. Имеются в виду, в первую очередь отсутствие научно-популярной литературы, хотя силами фондов и грантов, а также энтузиазма издателей ситуация начинает улучшаться.

Улучшения эти, правда, носят относительный характер, поскольку доминирующее положение — и по наименованиям, и по тиражам — у нас остается за изданиями, уверяющими в существовании атлантов и всемогуществе Теслы (кстати, интересно, не был ли он последним атлантом?).

Это подводит нас к еще одной — и, возможно, главной — причине упадка научной фантастики. Речь идет о мифологизации общественного сознания.

Загадочные возможности обычной воды и угрожающая человечеству плесень соседствуют в этом сознании с мобильной связью и спутниковыми системами навигации, наглядно доказывая правоту третьего закона Кларка, говорящего об отсутствии видимых различий между практическими проявлениями магии и технологий.

И дело не сводится к объективной сложности современной науки. Здесь играет свою роль и субъективная автоматизация мышления, о которой писали и Евгений Лукин, и Питер Уоттс. Экономия мышления приводит к утрате не знания, но понимания мироустройства. Рациональное мышление, основанное на определении причин и следствий, исподволь подменяется примитивным, которое довольствуется установлением взаимосвязи явлений и предметов.

Интеллектуальная энтропия способствует расцвету своего рода «номинальной фантастики», в которой технологические артефакты легко превращаются в магические атрибуты и наоборот. Такие произведения при соблюдении внешних приличий наподобие бластеров, звездолетов и прочей машинерии демонстрируют миры, основанные не на научной парадигме, а на мифологическом восприятии.

Хорошим примером номинальной научной фантастики являются книги Ника Горькавого о приключениях Никки «ни слова о Гарри Поттере» Гринвич, где тяжеловесные научные лекции вкорежены в мир, который живет по сказочным законам, описанным еще Проппом и Кэмпбеллом. А блестящий пример инверсии: сказочного мира, функционирующего по подобию современного индустриального общества — продемонстрировал Майкл Суэнвик в «Дочери железного дракона».

Впрочем, восторженный прием, которым заслуженно встретили «Ложную слепоту»не первый раз вспоминаемого Уоттса (да что там, даже ничем не выдающийся «Спин» Уилсона из числа крепких середнячков был встречен на удивление тепло) говорит о читательской тоске по НФ.

Это доброе предзнаменование. Или даже хороший индикатор.

(Опубликовано в "Мире фантастики")

Семь веков назад в лесу рядом с деревней Оберхохвальд оказался потерпевший крушение корабль инопланетян. Сюжетный почин, на первый взгляд, обещает рассказать криптоисторию палеоконтактов в духе фантазий Эриха фон Дэникена, разве что перенесенных в реалии европейского средневековья. Однако писатель обводит легковерного читателя вокруг пальца: речь в романе пойдет о квантовой физике, теологии и истории науки. Помимо прочего, разумеется.

Майкл Флинн известен у нас по фантастическому триллеру «В стране слепых», интрига которого основана на клиологии — выдуманной автором науки, предполагающей математическое моделирование исторических процессов, а заодно и возможность ими, процессами, управления. Автор метко замечает, что если рассматривать историю как конструкцию, всегда найдутся желающие стать конструкторами. Вокруг таких групп и разворачивается действие первого романа Флинна, в котором писателю больше удаются описания тайных пружин и подспудных механизмов, двигаюших историю, нежели погонь, перестрелок и шпионских игр.

Успехи в деле разоблачения всемирного исторического заговора были отмечены премией «Прометей» Либертарианского футуристического общества, а также премией «Локус» за лучший дебют.

Ссылка на роман Майкла Флинна, опубликованный два десятилетия назад, в этой рецензии не имела бы большого смысла не принадлежи автор к той разновидности писателей, что из разрозненных кирпичиков своих произведений выстраивают единое мироздание.

В своем новом романе Флинн вновь обращается к клиологии – на сей раз устремления ученых направлены не в будущее, а в прошлое.

Забегая вперед, заметим, что события, описанные в «Эйфельхайме», откроют человечеству дорогу к иным мирам, где развернутся действия других произведений Флинна (например, переведенного у нас рассказа «Ладони Бога»).

Историк Том Шверин обнаруживает странную аномалию, связанную с «моделью пространственного размещения поселений». Исторические изыскания, предпринятые им в области топонимики и картографии совместно со специалистом по нарративной истории Джуди Као, указывают на загадку Эйфельхайма — поселения, заброшенного во время чумы и овеянного столь дурной славой, что место, вопреки законам клиологии, так и осталось незаселенным.

В это же время подруга Шверина, физик Шерон Нэги (проницательность читателя, заподозрившего в отношениях персонажей любовный треугольник, достойна поощрения) ведет работу над новой космологической теорией и — вот она, роль личности и случайности в истории — невольно способствует разгадке принципов передвижения инопланетного корабля. Впрочем, заковыристые научные построения, покушающиеся на постоянство скорости света, в романе отступают на второй план.

Основная сюжетная линия отнесена в Средние века. Описание встречи представителей инопланетной цивилизации с землянами во времена феодализма для фантастики не ново. Вспомним «Крестовый поход в небеса» Пола Андерсона, описавшего как рыцари с гусарской лихостью покорили звезды. Впрочем, среди вдохновителей Флинна мы найдем скорее не Андерсона, а Умберто Эко и его блистательный роман «Имя розы».

Как и у Умберто Эко текст несомненно адресован современному читателю. Неслучайное совпадение изобретаемых главным героем книги, отцом Дитрихом обозначений с современной терминологией напоминает о несвоевременных изобретениях из экранизации пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Тома Стоппарда.

Важное место в книге занимает практическая демонстрация становления натурфилософии из схоластики, или масштабнее — становление научной картины мира, идущей на смену до тех пор господствующему религиозному мировоззрению.

Упоминаются в книге и видные мыслители, сделавшие первые шаги на пути перехода от познания Бога к познанию мира, созданного Богом, и далее к познанию мира: Жан Буридан и Уильям Оккам. Последний даже становится эпизодическим персонажем повествования.

Идея гармоничного сосуществования двух парадигм мироввосприятия: научной и религиозной — является одной из центральных в книге. Неслучайно уровень науки и технологий пришельцев, за исключением принципов межзвездного перемещения, вполне соответствует положению дел на Земле начала двадцать первого века — это подчеркивает, что объектами авторского сравнения и изучения являются не инопланетная и земная цивилизации, а именно научный и религиозный взгляды на мир.

Автор отходит от традиционных для фантастики взглядов на религию и заключает: если для понимания инопланетян необходима наука, то для их принятия — вера и моральные принципы добродетели и терпимости. Более того, говоря о вероятном непостоянстве скорости света, писатель намекает на возможность верности библейских сроков если и не сотворения, то существования мира, останавливаясь в опасной близости от креационизма.

Находится место в книге и для диспутов по вопросам веры, причиной которых являются пришельцы — крэнки. Заслугой Флинна является то, что они насколько возможно не атропоморфны: не только по внешнему виду, но и по поведению и психологии. Конечно, ожидать от книги абсолютной чуждости инопланетян не приходится: это сделало бы сюжет невозможным — но происхождение поведенческих стратегий и реакций насекомоподобных крэнков от их эволюционных предков обыграны писателем успешно.

Дающий пищу для размышлений роман замечателен и в художественном плане. Его персонажи живы, как оживает в книге и дотошно описанный мир средневекового поселения, населенный крестьянами, священниками, кузнецами, солдатами и феодалами.

Появление «демонов» — инопланетян не разрушает этот мир: в средневековом сознании есть место диковинным существам навроде псоглавцев, а в религиозном — всегда есть место чуду.

Куда большему испытанию повседневная жизнь жителей Оберхохвальда, ставшего позднее известным как Эйфельхайм, подвергается с появлением чумы, когда события романа достигают поистине трагического накала.

Так же, как и в случае со «В стране слепых», автор сопровождает текст послесловием, разъясняющим научные предпосылки книги, — на сей раз, правда, не таким развернутым, как описание научных основ клиологии. Говоря о предсказании и управлении историческими процессами, следует вспомнить и другую научную дисциплину, непосредственно связанную с фантастикой — психоисторию Айзека Азимова.

Кстати, любознательному читателю может быть интересно, что попытки переложить исторические события в математические модели, обладающие и прогностическими возможностями, действительно предпринимаются учеными. Например, под названием «клиодинамика».

Следует поблагодарить издательство за серию "Сны разума", в которой выходят книги, представляющие современную англоязычную научную фантастику. Однако такая «культуртрегерская» задача требует и высокого качества исполнения. Иначе переводческие вольности, огрехи и ошибки (например, в изложении физических терминов и концепций) могут низвести тексты до уровня маловразумительных подделок под научную фантастику, которые используют научные идеи и терминологию, не понимая их смысла. По меткому замечанию знатоков и любителей фантастической литературы, это превращает поклонников научной фантастики в последователей карго-культа, подобно аборигенам преклоняющихся перед непонятными конструкциями в силу их происхождения. Впрочем, достоинства романа это умаляет в самой незначительной степени.

Книга строго рекомендуется к прочтению всем любителям интеллектуальной и просто умной фантастики.

(опубликовано в "Если" №6 за 2010 год)